Первое, что сделал Кирилл, – так это отмокал в ванне битый час, потом, завернувшись в мягкий халат, он основательно поел. Стряпня Марианны (кухарке временно отказали от места, и это было понятно) ему пришлась по вкусу, впрочем, после нар с вонючей тюремной похлебкой любому по вкусу придется даже изрядно подгоревшая яичница. Потом, еще не осознав, из какой он выскочил ловушки, Кирилл уснул на кровати, мягкой и удобной, символизирующей для него на данный момент покой и свободу.
Проснулся он под вечер, не вставал, хотя его снова мучил голод. Кирилл анализировал свое положение. Слава арестанта и убийцы наверняка подмочила его репутацию, однако, если ты имеешь мозги, ситуацию можно и нужно повернуть в свою пользу – об этом он и думал. О Тамаре он не вспоминал – еще в камере словно бы выдернул ее из памяти, считая главной виновницей того, что произошло с ней. Правда, объяснить себе, в чем состоит ее вина, он не сумел, да особо и не пытался. Так легче, так проще, к тому же Тамары нет, а он есть, он жив и будет жить среди людей, создающих общественное мнение, стало быть, это мнение ему надо как-то подкорректировать. А после такого стресса извилины с трудом включались, однако он нашел примитивнейший способ обелить себя – при помощи сарафанного радио. Только вот какой бы слух подпустить, чтобы выглядеть жертвой беззакония, и кто его распространит? Конечно, сначала придется постараться ему лично и влить в уши тем же друзьям-коллегам что-то про своего тайного врага, который… Точно! Хотел убить его, а попал в Тамару! Но, черт возьми, на почве чего возникла эта вражда и с кем? По большому счету, у Кирилла нет и не было врагов – с врагами он умел договариваться, все об этом знали. Остается одно – приплести неизвестного обожателя Тамары, и обязательно со сдвигом. Не очень убедительно, но народ охотно верит в кровавые истории с налетом дешевой романтики.
Кое-как успокоившись и наметив план действий, Кирилл набросил халат и сошел вниз. Там было пусто, стояла отвратительная тишина, будто все вымерли. Ноги принесли его на кухню, прямо к плите, где стояли сковородки с кастрюлями. Поднимая все крышки по очереди, Кирилл принюхивался, не зная, что бы такое съесть в первую очередь. Пожалуй, все сразу…
– Садитесь, я подам ужин, – сказала Марианна.
Кирилл уступил ей место у плиты, закурил, ожидая, когда Марианна разогреет ужин и подаст холодные закуски. Вспомнил:
– А где дети?
– Только что их уложила. Они переутомились от радости, что папа приехал. Пока вы спали, они у вашей спальни крутились, я еле прогнала их. Хорошо, что вы все сообразили, когда я вручила вам пакет с подарками, а то ведь времени договориться у нас не было. Мы же с Полиной скрывали от них, что вас арестовали, сказали – папа уехал отдыхать, а с отдыха обычно возвращаются с подарками.
– Ты очень заботливая, – заметил он, одновременно поедая мясо, сыр, колбасу, овощи. Орудовал и вилкой, и ножом, и пальцами – кушать очень хотелось. – Принеси мне что-нибудь выпить… пожалуйста.
Марианна принесла из бара бутылку водки, поставила ее рядом с рюмкой и хотела уйти. Кирилл задержал ее, взяв за локоть:
– Не составишь компанию?
– Я не пью.
– Тогда просто рядом посиди, а то одному как-то… тоскливо.
– Хорошо, только чаю себе налью.
Он пил водку, с наслаждением ел и поглядывал на Марианну, которая опустила глаза в чашку с чаем и молчала, как будто просто смирно сидеть при хозяине – неинтересная повинность. Кирилл отметил про себя, что она ничего, неброская, но если присмотреться, все у нее на месте. Особенно привлекала его ее грудь в вырезе халата и ноги – длинные, с матовой кожей, со всеми положенными округлостями и плавными переходами в тонкие части, с острыми коленками. Бедняга Кирилл, лишившись в одночасье всего, что составляет ценность для человека, казалось, навсегда, достигнув дна в степени «абсолют» и внезапно попав обратно, в нормальные условия, почувствовал позывы к низменным инстинктам. Два из них он сполна удовлетворил – выспался и наелся, а как быть с третьим, не менее сильным, но более желанным? Чтобы отвлечься, Кирилл, наливая себе очередную рюмку водки, дежурно поинтересовался:
– Что тут у нас было за время моего отсутствия?
– Убили вашу жену.
– Ее убили при мне, меня обвинили…
– Первую жену убили. Зою.
– Зойку?! – вытаращился Кирилл. – То есть? Как убили?
– Кирпичом по голове. Она жила в деревне у какой-то женщины, труп нашли в овраге недалеко от деревни.
– Ничего себе… – протянул Кирилл потрясенно. А потрясение обычно заливают спиртным. Он выпил и вздохнул. – Выходит, всех моих жен убили.
– И Нонну Валерьевну? – подняла на него глаза Марианна.
– Нонку убил рок, судьба. – Марианна усмехнулась: как напыщенно это прозвучало. – Странно, странно… Меня преследует злой рок, интересно, чем я ему не угодил?
– Вы взрослый человек, а верите в фатальность.
– Верю. Я теперь всему верю. Хорошо, что в это время я сидел в камере, иначе мне пришлось бы отвечать и за Зойку.
Клинический случай: он думает только о себе и выглядит жалким.
– Вы поели? – поднялась Марианна. – Я уберу со стола.
Она открывала и закрывала посудомоечную машину, складывая туда тарелки со сковородками, наклонялась и выпрямлялась, двигалась бесшумно и грациозно, будто в ритуальном танце, завуалированном простыми механическими движениями, вместе с тем будто давая ему знак, что ждет от него решительных действий. И этот шелковый халатик такой короткий… В общем, третий инстинкт (а может, первейший) выдавал желаемое за действительное, не допуская других вариантов, но переступить через условности Кириллу мешало отсутствие поступательности с последовательностью – где ухаживания, намеки, поцелуи? И наконец, тогда уже – главный акт. Он же не горилла в стаде! Как же без этого обойтись? А его подогретое спиртным и долгим воздержанием тело само потянулось к Марианне, его руки сами взяли ее за плечи сзади…